Утешительная книга о насилии

Заглянуть в лицо насилию

«Коллинз не рассматривает насилие как что-то абстрактное. Он говорит: смотрите, вот конкретная сцена — давайте ее разберем». Это сказал Игорь Кобылин, философ, историк культуры и редактор журнала «Неприкосновенный запас». Он предлагает смотреть не в телевизор, не в криминальную сводку, не в исторические хроники, а в лицо самого акта насилия. В момент, когда один человек поднимает руку на другого.

Именно в этом, по словам Кобылина, и состоит суть теории Коллинза. Не в объяснении преступности. Не в построении социологии войны или преступного мира. А в том, чтобы увидеть, как работает насилие в малых социальных взаимодействиях, в микросценах — и при этом не упрощать и не сочинять ничего сверху. Только то, что можно наблюдать. «Микросоциология — это подход, при котором исследователь не пытается объяснить все сразу и не сводит разные формы насилия к одной причине. А просто смотрит: где начинается насилие, как оно возникает, как эскалирует и почему в большинстве случаев, что важно, не происходит», — пояснил Кобылин метод Коллинза.

Рэндалл Коллинз — американский социолог, ученик Ирвинга Гофмана и представитель так называемой «этнометодологии». Это особая исследовательская традиция, которая выросла на стыке социологии и антропологии. Ее интересуют мельчайшие социальные практики, то, как устроена повседневность и каким образом — через взгляд, паузу, движение, оговорку, — в ней происходит социальное взаимодействие. Коллинз родился в 1941 году, защищал диссертацию у Гофмана и Гарольда Гарфинкеля, а в 1980-х стал профессором Пенсильванского университета.

Коллинз — автор знаменитой книги «Социология философий», в которой анализирует интеллектуальную историю Китая, Индии, мусульманского мира и Европы в едином сравнительном контексте. Но обычно имя Коллинза связывают именно с микросоциологией насилия. Книга «Насилие: микросоциологическая теория» вышла в 2008 году. С тех пор она стала одной из главных — и самых трудных — книг в дебатах о природе насилия.

Коллинз не был маргиналом. Его книга была признана, обсуждалась, критиковалась. Он сам входил в Американскую социологическую ассоциацию, писал статьи для ведущих журналов. И в то же время — оставался абсолютно в стороне от простых ответов. Ни биология, ни культура, ни политика не объясняют, как именно работает насилие на практике. И вот тогда Коллинз идет в самое начало: к сцене.

Сценой Коллинз называет любую физическую ситуацию, в которой присутствуют несколько человек и где может возникнуть насильственное взаимодействие. Это может быть двор школы, перекресток улиц, бар, блокпост, митинг, бойцовский ринг или кухня в квартире. Все они — социальные сцены. И на них происходит не просто столкновение, а «эмоциональный обмен»: взгляды, позы, паузы, угрозы, телодвижения, мимика, рефлексы. Все это образует «эмоциональную энергетику» сцены. И как ни странно, в большинстве случаев насилие на ней не реализуется. «Коллинз настаивает: насилие — это нечто очень редкое. Это трудно. Оно требует напряжения. Оно физически неприятно большинству людей. И поэтому зачастую насилие не случается», — объяснил Кобылин.

Не «кто», а «как»

В то время как философы последних десятилетий склонны видеть в агрессии бездну, Коллинз выбирает другой путь. «У Рэндалла Коллинза совершенно другой подход. И этот подход немного развеивает весь этот нагнанный современными теоретиками философский мрак», — сказал Игорь Кобылин. Коллинз предлагает пересмотреть саму оптику разговора о насилии. Он выдвигает, на первый взгляд, простую, но революционную мысль: фокус внимания следует перенести с вопроса «кто» на вопрос «как». Мы привыкли думать, что насилие совершают определенные группы: мужчины, молодежь, бедные, представители маргинальных культур. Однако Коллинз демонстрирует: все гораздо сложнее.

«Первый вопрос, который мы задаем, — кто совершает насилие? Но подавляющее большинство молодых мужчин не грабят, не убивают, не насилуют, не занимаются разбойными нападениями и так далее», — добавил Кобылин. Коллинз разрушает привычные стереотипы. Да, статистика может показать, что насилие совершают преимущественно молодые мужчины. Но одновременно огромное их большинство никогда в жизни не поднимет руку ни на кого. И наоборот — агрессорами могут быть пожилые, женщины, дети. Более того, домашнее насилие между детьми — самый распространенный и наименее замечаемый вид. Аналогичная логика работает с расовыми и этническими группами.

Микросоциология Коллинза — это внимание к деталям. Именно на этом уровне возможна диагностика: жесты, интонации, движения лицевых мышц, ход разговора. Все это — инструменты анализа. Раньше это было трудно. Сегодня — возможно. «Сегодня существует не просто видеодокументация, сегодня камеры в больших европейских, американских и российских городах развешаны практически повсюду», — объяснил Кобылин. Почти каждая сцена насилия попадает в объектив. Важно лишь выбрать правильный материал: «не срежиссированную, искусственно драматизированную», а реально происходящую сцену.

Следующий шаг — фотографии. Не просто иллюстрации, а материал для наблюдения. Человек на снимке может казаться агрессивным — но только профан обращает внимание на цвет кожи и одежду. Коллинз учит смотреть глубже. «Надо смотреть, например, какие мышцы задействованы на лице. И профессионал вам скажет, какую эмоцию испытывает тот или иной человек», — уточнил Кобылин. Тело говорит правду. Оно выдает страх, ярость, неуверенность, злость, стыд — независимо от культурных штампов. Коллинз настаивает: нужно фиксировать именно это.

Наступательная паника

Случай Родни Кинга — ключевой пример. Видео из Лос-Анджелеса 1991 года, на котором белые полицейские избивают черного мужчину, шокировало Америку. Тогда говорили о расизме. Но Коллинз предлагает другой ракурс. «Он говорит: если бы эта ситуация произошла с белым, результат был тот же. Скорее всего, его избили точно так же», — добавляет Игорь Кобылин. Почему? Потому что действовал особый эмоциональный механизм — наступательная паника. Сначала Кинг нарушил правила: гнал на огромной скорости, игнорировал приказы. Чем дольше длилась погоня, тем больше накапливалась фрустрация у полицейских. Их стало много, раздражения — еще больше. Наконец, его догнали. А дальше — коллективный выброс.

Это и есть наступательная паника. Не раздумье. Не рациональный расчет. А эмоциональное заражение в группе. Коллинз утверждает: большинство актов насилия происходит не из-за запланированного злого умысла, а в результате сбоев в коммуникации, неверных сигналов, накала страстей. И это — универсально. Не зависит от расы или гендера.

Но есть и еще один уровень наблюдения — аудиальный. То, как люди говорят. Микросоциология Коллинза включает в себя конверсационный анализ — расшифровку речевых ситуаций. И здесь важна каждая пауза. Анализ этих ситуаций позволяет понять — где начинается напряжение. Где может вспыхнуть конфликт. Что за слова запускают неверное понимание. И это касается различных ситуаций. Полицейский разговор, посещение врача, уличная ссора, переговоры на митинге — любой речевой акт может стать началом или концом насилия.

Одна из самых странных и сильных идей Коллинза — идея об универсальности. «Насилие очень разное. Но как бы оно ни выглядело — домашнее, уличное, полицейское, государственное, этническое, религиозное — это все-таки насилие. И все его формы укладываются в один повторяющийся паттерн», — сказал Игорь Кобылин. Коллинз видит замкнутую структуру. Повторяющийся рисунок взаимодействия. Поведение, которое почти всегда следует одним и тем же законам. «Что мы видим на уровне микросоциологии? — задал вопрос Кобылин. — Насилие очень редко. Почти никто не может просто так убить другого человека. Почти никто не может даже просто ударить. Это неестественное действие. Оно требует условий, накопления энергии, поддержки публики. Почти никогда нельзя начать и закончить акт насилия в одиночку».

Большинство людей думают, что насилие — это легко, естественно, импульсивно. Что человеку стоит только освободиться от норм — и он сразу станет жестоким. Коллинз утверждает прямо противоположное. Насилие — это тяжело. Оно требует преодоления страха, физического напряжения, уверенности в поддержке. Люди, как правило, боятся драться. И даже когда у них есть причины — не дерутся. Это видно на видеозаписях уличных драк. Это подтверждается в армейской статистике: «Когда Коллинз смотрит на данные об участии солдат в боевых действиях, он видит, что большинство не совершают ни одного выстрела. Реально убивают — единицы», — сказал Кобылин.

Как цивилизация порождает насилие

«История цивилизации — это история все более и более организационно-всеохватных форм, заставляющих воспроизводить насилие», — отметил Игорь Кобылин. Мы привыкли к объяснению: есть «природное» зло, есть «естественная» агрессия, которая возникает «сама собой». Государство — это якобы щит, институт защиты, порядок, контур, сдерживающий звериное внутри нас. Но у Коллинза все иначе.

Если племенные войны длились час, то древнегреческие — уже три часа. Наполеоновские битвы могли затянуться на три дня, битвы в XX веке — на несколько месяцев, к примеру, как в Сталинграде во время Великой Отечественной войны. Кобылин отметил, что в тех же племенных войнах сражение шло даже не до первого убитого, а до первой крови. Потом все разбегались по своим племенам.

Коллинз описывает так называемый «блок конфронтационного страха и напряжения» — состояние, в котором оказывается любой участник насильственной сцены. Его чувствует и агрессор, и жертва. Его чувствует даже свидетель. Это барьер. Блокада. Чтобы ударить, нужно через нее пройти. Или обойти. «Вы боитесь насильника, но он боится не меньше», — подчеркнул Кобылин. Всякий акт насилия требует работы с этим блоком. Длительный взгляд, угроза, демонстрация оружия — это попытки разорвать невидимую преграду. И именно здесь государство и его структуры вступают в игру. Их задача — организовать способ обойти блок. В армии это делает ротационная дисциплина, страх перед командиром, ритуалы, тренировки. В полицейской системе — инструкции, легитимизация, оправдание насилия как правомерного акта. Насилие становится возможным не вопреки культуре, а благодаря ей.

В книге Коллинз описывает действия американских солдат во время войны во Вьетнаме, в том числе ситуацию, сходную с массовыми убийствами в Сонгми. Американские солдаты из роты «Чарли» 1-го батальона 20-го пехотного полка провели операцию по «очистке» деревень общины Сонгми, подозревая наличие партизан Национального фронта освобождения Южного Вьетнама. Однако в деревнях они обнаружили только мирных жителей — стариков, женщин и детей. Солдаты расстреляли безоружных жителей, сожгли дома и уничтожили посевы. По официальным данным, в результате погибли 504 человека, включая 173 ребенка, 182 женщины (из которых 17 были беременны) и 60 пожилых мужчин. Резня в Сонгми стала одним из самых известных случаев военных преступлений США во время Вьетнамской войны.

Рассказывая о похожих случаях жестокости, Коллинз не дает моральных оценок. Он предлагает анализировать. Его подход — почти хирургический. Без сантиментов. Без надежды на «внутреннее добро». Игорь Кобылин на презентации назвал это одной из ключевых особенностей книги: «Еще одна, мне кажется, необычная для сегодняшнего времени особенность его книги в том, что он начисто лишен всякой морализации. Сегодня почти любой вопрос в современной теории обсуждается в основном с моральных позиций. Бесконечная этизация и морализация любого теоретического вопроса жутко раздражает», — добавил Кобылин.

А Коллинз просто говорит: вот как это происходит. Вот как работает туннель насилия. Вот как человек теряет контроль. Вот почему один нападает, а другой замирает. Это не про добро и зло. Это — про эмоциональный паралич. Кобылин приводит один из самых страшных примеров в книге — резню в Нанкине 1937 года. «В 1937 году японцы практически уничтожили несчастных китайцев, которых было 100 тысяч. Почему китайцы не сопротивлялись? Коллинз описывает, как у людей уходит эмоциональная энергия к противнику, они парализованы, становится абсолютными жертвами. Тогда противник уничтожает», — объяснил Кобылин.

«Практические советы»

Если знать, как именно строятся паттерны насилия — можно не стать жертвой. Это не гарантия. Но шанс. На последних страницах книги Коллинз предлагает то, что Кобылин назвал «практическими советами». Это не философия. Не великие программы спасения человечества. Это советы. Почти инструкции.

Прежде всего, смотреть внимательно. Если оппонент становится все более возбужденным, если его жесты — резкие, если взгляд — зафиксированный, если голос — срывается, значит, туннель уже активен. Дальше — лавина. И можно стать тем, кто попадет под нее. Но есть способ снизить накал. Коллинз пишет, что чаще всего насилие не доходит до кульминации. Большинство ситуаций — не про удары. А про бахвальство. Про «показуху». Про проверку на страх. Зрители — важный элемент. Когда на конфликт смотрят — шансы на эскалацию выше. Появляется мотивация «доиграть до конца». Чтобы не выглядеть слабым. Коллинз находит десятки примеров. Уличные драки, потасовки в очередях, бытовые ссоры. Все они могут закончиться без последствий — если не подливать масло в огонь.

Но для этого нужна наблюдательность. Почти нечеловеческая. Коллинз требует от читателя — не сострадания, а внимания. Не морали — а техники. В холодной наблюдательности — шанс на выживание.

В книге более тысячи страниц. Большинство из них — кейсы. Подробные, дотошные, документальные. Это анатомия насилия. Без эмоций. Без попытки кого-то оправдать. Но и без желания кого-то осудить. Такой подход вызывает дискомфорт. Но дает инструмент. Инструмент, чтобы минимизировать акты насилия. Тем более что оно не свойственно природе человека. А это уже хорошие новости. Та часть, которая и внушает оптимизм.

Екатерина Петрова — литературный обозреватель интернет-газеты «Реальное время», автор телеграм-канала «Булочки с маком».