Новости раздела

История Ногайской Орды: закрытые переправы, письма от царя и посольская резиденция в Москве

Казанский историк о великом прошлом малого народа

Историк средневековых татарских государств и колумнист «Реального времени» Булат Рахимзянов продолжает цикл колонок по истории ногаев, предков современных ногайцев, и их прародительницы — Ногайской Орды. Сегодня он рассказывает о московско-ногайских отношениях, рассматривая аспект военного противостояния и посольских связей между Московским царством и Ногайской Ордой. При подготовке были использованы материалы двух книг известного историка-ногаеведа Вадима Трепавлова — «История Ногайской Орды» и «Орда самовольная».

Ногайские сакмы

Несмотря на важную роль дипломатических и торговых аспектов межгосударственного взаимодействия в Восточной Европе, военное соперничество тоже являлось важной его частью. Ногайские отряды нередко вторгались на российские окраины, а в союзе с крымцами иногда прорывались и во внутренние области страны. Пути вторжений татар и ногаев на Русь москвичи называли тюркским словом сакма. Оно означает след на земле, оставшийся после прохождения конницы, а в широком смысле — маршрут похода кочевников. Пути вторжений степняков проходили главным образом по возвышенностям, сухим водоразделам рек; татары и ногаи стремились избегать переправ через реки и заболоченные места, обходили густые леса.

Ногайская дорога, или Ногайский шлях, начавшись на Переволоке (царицынской переправе через Волгу) восточнее Дона, шла через верховья его левого притока Битюга. Этот путь считался постоянным и наиболее кратким маршрутом ногайских набегов. В России конца XVII века считали, будто именно этой сакмой в свое время «и Батый на Русь войной шел». Далее к северу единый Ногайский шлях разветвлялся на несколько дорог, ведущих в места мордовские, рязанские, шацкие.

Для защиты юго-восточного рубежа правительство должно было постоянно держать здесь десятки (до 60) тысяч ратников (данные В.В. Трепавлова). Хотя оборона от ногаев требовала гораздо меньше сил, чем борьба с крымскими набегами, в течение второй половины XVI—XVII веков там возникла мощная система укреплений из рязанских городков-крепостей, Закамской оборонительной черты.

Начиная с середины XVI века «перевозы» (места переправы ногаев с одного берега реки на другой) постепенно стали оснащаться русскими заставами и крепостями. В 1557 году был основан Лаишев на правом берегу Камы, около 1571 года — Тетюшев на правом берегу Волги, ниже Казани, в 1586 году — Самара, в 1589 году — Царицын, в 1590 году — Саратов.

Установление московского контроля над переправами уменьшило интенсивность набегов, но не устранило их угрозу полностью. Ногаи переправлялись на Крымскую сторону под видом мирных скотоводов при помощи русских перевозчиков, а затем вместо выпаса овец и лошадей отправлялись грабить русские «украйны». С 1570-х годов ногаи все чаще объединялись в антироссийских военных кампаниях с крымцами и все чаще двигались по крымским сакмам, особенно по Кальмиусскому шляху, самому близкому к Ногайской дороге. После перекочевки основной массы ногаев на западную сторону Волги набеги стали, как правило, совместными, и в отчетах южных воевод «крымские и нагайские люди» превращаются в двуединое понятие.

Посольские связи

Русские послы и гонцы направлялись «в Нагаи», как правило, весной, чтобы застать биев и мирз на близких к России летних пастбищах. В зимнее же время было «послу ити истомно», «идти им в Нагаи невозможно». Периодичность русских миссий зависела от характера текущих связей с Ордой, но и в пору дружбы и союза к верховному бию снаряжалось обыкновенно не более одного посольства в год. Чаще послы ездили лишь в чрезвычайных случаях — при переговорах о коалициях или с просьбами о присылке конницы на подмогу царской армии.

Помимо непосредственного ведения переговоров государевыми посланцами они еще привозили в кочевые ставки грамоты, адресованные мангытской знати. Посольский приказ составлял их по-русски, но самые важные документы приказные переводчики иногда дублировали на тюрки. Это диктовалось нежелательностью разночтений и приветствовалось ногайской стороной.

«А что нам ни пошлешь, — писал бий Исмаил Ивану Васильевичу в 1557 году, — и ты то все в своей грамоте … вели описывать татарским писмом. Толко так не учинишь — что к нам ни посылаешь, то до меня не доходит». Сами ногаи сочиняли свои послания на тюрки. Русское же правительство не испытывало подобных трудностей, поскольку содержало в своей столице штат переводчиков.

Очевидно, еще с золотоордынских времен сложился определенный порядок приема и размещения московских визитеров в степных юртах: «У них искони веку ведетца: которые приезжают от государя с Москвы послы, и те послы … ставливались … у имильдешев, у дворников», т. е. в шатрах, предоставленных придворными служителями бия или мирзы. Посольству выделялся «корм» и специальный человек для препровождения на аудиенцию. В Посольском приказе составлялся наказ, где оговаривалась реакция на возможные «бесчестные» для посла и соответственно для государя церемонии — не давать служителям ставки подарков сверх положенного (невзирая на вымогательства); не платить «посошную пошлину»: перед входом в шатер бия стражники иногда бросали посох («батог»), и за то, чтобы переступить через него, следовало заплатить. В соответствии с наказами русские отказывались давать деньги, и плату, случалось, отбирали силой, отмечает В.В. Трепавлов.

Аудиенция (корныш, корнюш) в XVI веке происходила в главных ставках биев, «а они сиживали в шатрех». Лишь бий Урус во время разрыва отношений с Россией в 1580-х годах решался вести себя с представителями православного монарха иначе и выслушивал грамоты, сидя верхом, «а преже того николи не бывало». В подобных случаях послам полагалось вообще не приступать к переговорам. В XVII столетии протокол упростился в связи с ослаблением Ногайской Орды и установлением вассалитета бия от московского царя. Глава ногаев мог разместить послов у себя лично как гостей, а царские грамоты выслушивал теперь стоя, обнажив голову.

В Москве приемом приезжих иноземцев ведали казначеи. Их привлечение к контактам со Степью было резонным, так как одним из основных вопросов отношений с ногаями и Бахчисараем были поминки (материальные выплаты). В ведомстве казначеев — кремлевском Казенном дворе — происходил и прием послов в случае отсутствия государя в городе. Для повседневного общения с прибывшими кочевниками, как и для обслуживания русских посольств, направленных за Волгу, в XVI веке использовали, как правило, служилых татар. Этот выбор был естественным: татарское население занимало промежуточное положение в контактах России с мусульманским миром, большая часть его была знакома с языками и обычаями восточных народов; татары имели и общее с ними вероисповедание. Кроме того, татарский язык был традиционным в отношениях Руси с Востоком.

При въезде в российские пределы ногайские послы и обычно сопровождавшие их торговцы двигались к Москве вместе с подьячими, высланными для встречи их из столицы, или со спутниками, выделенными владимирскими, нижегородскими, позднее казанскими воеводами. По пути им полагался «корм» от местного населения, за исключением монастырских крестьян; расчет за продовольствие производился тут же.

По прибытии в Москву послов со свитой селили на особом Ногайском дворе, первое упоминание о котором фиксируется в 1535 году (данные В.В. Трепавлова). Точное местоположение его неизвестно. Табуны, пригнанные на продажу, помещались неподалеку от резиденции послов.

При этом Ногайский двор был не единственным местом, где останавливались приезжие из Степи. Когда Ногайский двор оказывался уже занят одной ногайской делегацией, других селили под Красным селом, или у Симонова монастыря, или на Астраханском дворе. Изредка фигурируют и другие пункты, и все они, как и перечисленные выше, включая и Ногайский двор, находились в Замоскворечье. Обилие топографических названий в посольских документах объясняется прежде всего огромными размерами ногайских посольств, а также многотысячным поголовьем их «продажных лошадей». Видимо, ногайский двор не мог вместить такую массу народа, да еще с табунами.

Приезжие ногаи, выносливые и неприхотливые, никогда не высказывали претензий по поводу своего расселения в Москве, как и спокойно воспринимали они присутствие приставленных к ним русских соглядатаев. Но не упускали случая попрекнуть этим привередливых царских посланцев, принимая их у себя: «Наши послы у государя на Москве и по которым городам нибудь стоят не по своей воле, а стоят, где государь велит, да еще … у них живут приставы и кораулщики». Лишь однажды прозвучало недовольство недостаточностью содержания послов в русской столице — «по 2 денги на день», в то время как в Астрахани (тогда еще татарской) они получают-де «по волу на день корму, опричь конского корму».

Аудиенция у великого князя или царя назначалась через какое-то время после размещения послов. Ногайская сторона настаивала на уменьшении этого срока, потому что промедление наносило удар по престижу Орды, «и то нам от другов и от недругов наших недобро», пояснял бий Исмаил. Московский монарх выслушивал от послов речи, которые обычно соответствовали содержанию вручавшихся тут же грамот, и в случае своего расположения к адресату «карашевался» с послами, т. е. совершал восточный приветственный обряд, сочетавший объятие и рукопожатие. При «отпуске» послов перед отбытием на родину для них устраивался прощальный прием с вручением ответных посланий. Часто случалось, что от лица своих патронов их представители заключали с царем шертные соглашения и затем везли с собой «клятвенные грамоты», чтобы бий и мирзы подтвердили шарт-наме перед русским посланцем.

Продолжение следует

См. также:
1. История Ногайской Орды: как родилась великая степная держава
2. История Ногайской Орды: как кочевники создавали московскую кавалерию

Булат Рахимзянов

Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.

Справка

Булат Раимович Рахимзяновисторик, старший научный сотрудник Института истории им. Ш. Марджани АН РТ, кандидат исторических наук.

  • Окончил исторический факультет (1998) и аспирантуру (2001) Казанского государственного университета им. В.И. Ульянова-Ленина.
  • Автор около 60 научных публикаций, в том числе двух монографий.
  • Проводил научное исследование в Гарвардском университете (США) в 2006—2007 академическом году.
  • Участник многих научных и образовательных мероприятий, в их числе — международные научные конференции, школы, докторские семинары. Выступал с докладами в Гарвардском университете, Санкт-Петербургском государственном университете, Высшей школе социальных наук (EHESS, Париж), университете Иоганна Гуттенберга в Майнце, Высшей школе экономики (Москва).
  • Автор монографии «Москва и татарский мир: сотрудничество и противостояние в эпоху перемен, XV—XVI вв.» (издательство «Евразия», Санкт-Петербург).
  • Область научных интересов: средневековая история России (в особенности восточная политика Московского государства), имперская история России (в особенности национальные и религиозные аспекты), этническая история российских татар, татарская идентичность, история и память.

Новости партнеров