Погребенные истории

Когда артефакты говорят громче слов

Открытие, систематизация и анализ археологических памятников — результат многолетней работы ученых. В книге «Памятники сросткинской культуры на юге Западной Сибири» В.В. Горбунова и А.А. Тишкина собраны данные, которые способны переписать представление об этнокультурных процессах средневековой Евразии. Исследователи дают детальный обзор археологических объектов, их хронологии, культурных особенностей и исторического контекста. И если раньше сросткинская культура оставалась в тени более известных археологических феноменов, таких как кимакский или карлукский миры, то теперь она становится важным элементом пазла, который складывает картину жизни тюркских народов средневековой Сибири.

Открытие сросткинской культуры — результат почти двух столетий археологических исследований. Первые раскопки в этих местах проводились еще в XIX веке, но лишь в советское время ученые смогли систематизировать знания о памятниках, связанных с этим населением. Сегодня исследовано более 200 археологических объектов, среди которых — 20 поселений, 5 городищ, 120 курганных могильников и 18 грунтовых кладбищ. В общей сложности изучено 778 захоронений.

Курганы — одни из самых ценных источников информации о прошлом. В погребениях сросткинской культуры встречаются оружие, конское снаряжение, украшения, керамика. Эти находки помогают восстановить представление о повседневной жизни средневекового населения, о его социальной структуре, ремесленных традициях и торговых связях. В некоторых могилах найдены мечи, копья, боевые топоры, что говорит о высокой военной организации общества. Конские погребения, характерные для степных кочевников, свидетельствуют о важности кавалерии. Женские захоронения не менее примечательны. В них встречаются бронзовые зеркала, украшенные орнаментами, сложные по технологии изготовления браслеты и перстни.

Кто же эти люди, оставившие загадочные курганы и городища? Согласно исследованиям, сросткинская культура сформировалась в результате миграций тюркских племен с Горного Алтая — кимаков, кипчаков и других этносов. Археологи отмечают, что она охватывает огромные территории — от Приобья до Иртыша и дальше на юг, в Центральный Казахстан. С точки зрения исторической географии, ареал сросткинской культуры пересекается с границами Кимакского каганата — государства VIII—XI веков, в которое входили различные тюркские и угорские племена. На западе оно граничило с Хазарией и Волжской Булгарией, на востоке — с уйгурами и киргизами. После распада Кимакского каганата часть населения ушла в Поволжье и Приуралье, другая осталась в Западной Сибири, став предками сибирских татар. Позже эти земли вошли в состав Монгольской империи, что привело к масштабным этнокультурным изменениям.

Тени степи: кимакский мир Верхнего Прииртышья

Рубеж тысячелетий в степях Евразии — время неразрешимых противоречий, столкновения традиций, расцвета и упадка кочевых держав. Владислав Могильников в своей монографии «Верхнее Прииртышье и Приалтайские степи на рубеже I—II тысячелетий» раскрывает эту эпоху через язык археологии. Исследование, основанное на изучении более 200 погребений и сотен артефактов, позволяет взглянуть на кимаков — народ, оставивший заметный след в истории, но растворившийся в веках.

Разрозненные находки на территории Верхнего Прииртышья и Приалтайских степей складываются в единую картину кочевого мира, в котором военная организация, религиозные обряды и материальная культура определяли не только повседневную жизнь, но и место народа в большой политике степи. Кимакские погребения, изученные Могильниковым, показывают не просто ритуальные традиции, но и общественное расслоение. Богато украшенные захоронения знати, сложные конструкции курганов, в которых нашли останки коней и вооружения, говорят о жесткой социальной иерархии. Воины, правители, ремесленники — каждый имел свой символический «багаж» в загробный мир.

Один из ключевых аспектов исследования — анализ способов захоронения. Кремация и ингумация, совмещенные в одном некрополе, говорят о сложном синтезе традиций, о связях кимаков с соседними народами — кыргызами, уйгурами, огузами. Этот культурный сплав, как подчеркивает Могильников, сыграл ключевую роль в дальнейшем развитии тюркского мира.

Военная мощь кимаков определяла их статус в евразийских степях. Археология фиксирует сложную систему вооружения, в которой соединились местные традиции и заимствования у соседей. Луки, найденные в кимакских погребениях, — результат долгого технологического развития. Их составные части из древесины, рога и сухожилий позволяли значительно увеличивать дальность и точность стрельбы. Этот же принцип позднее был унаследован кыпчаками и монголами.

Наконечники стрел, найденные в кимакских курганах, имеют аналогии с китайскими и центральноазиатскими образцами, что указывает на активные контакты кочевников с соседними регионами. Сабли и палаши — еще одно свидетельство военной культуры. Техника изготовления клинков показывает влияние уйгуров и согдийцев. Кимакские воины использовали и элементы защитного вооружения: кожаные панцири с металлическими пластинами, наручи, шлемы. Их находки доказывают высокий уровень военного дела и серьезные столкновения за контроль над территориями.

Для кочевников конь — не просто средство передвижения, а часть их культурной и военной идентичности. В кимакских курганах часто встречаются останки коней, захороненных вместе с воинами. Элементы конского снаряжения — стремена, удила, сбруя — указывают на сложившуюся систему верховой езды, характерную для поздних тюркских народов. В конструкции уздечных наборов прослеживаются как местные традиции, так и заимствования у китайцев и согдийцев. Особенно интересны находки поясных гарнитуров и распределителей ремней. Эти предметы не только украшали всадников, но и были этнокультурными маркерами. Анализ кимакских артефактов показывает их сходство с аналогичными находками в Поволжье и на Южном Урале.

Не менее важная часть исследования — предметы быта и личные украшения. Среди находок — бронзовые и серебряные серьги, перстни, зеркала, костяные гребни. Эти вещи говорят о ремесленных традициях и культурных контактах кимаков. Шаманские атрибуты — колокольчики, костяные амулеты — говорят о сложном духовном мире кимаков. Их религия, как подчеркивает Могильников, сочетала шаманизм, элементы тенгрианства и заимствованные буддийские практики.

Города кочевников и каменные письма степи: археологический портрет Уйгурского каганата

Степь, которая, казалось бы, создана для вечного кочевья, становится ареной для появления мощного государства. Уйгурский каганат — государство, которое сумело объединить кочевые и оседлые традиции, говорить на языках степи и вести торговлю с самыми могущественными империями мира. Книга «Археология Уйгурского каганата», подготовленная коллективом монгольских исследователей, — это не просто очередной научный труд. Это археологическая хроника, которая позволяет заглянуть в прошлое, где кочевники строили города, вершили политику и создавали уникальную культуру, оказавшую влияние на будущие поколения.

Принято считать, что кочевые народы были лишь всадниками степей, не знавшими архитектуры, урбанистики и сложных инженерных решений. Однако раскопки в Монголии, Туве и Забайкалье доказывают обратное. Исследование 15 уйгурских городов, описанных в книге, показывает: уйгуры создали разветвленную систему укрепленных поселений, которые были не только военными опорными пунктами, но и центрами ремесла, торговли, религиозной жизни. Самый известный из них — Байбалык, основанный в 757 году по приказу кагана Моян-чура. Этот город был настоящей жемчужиной уйгурской урбанистики. По данным археологических исследований, здесь были обнаружены:

• административные здания, где принимались ключевые политические решения,
• ремесленные кварталы, в которых производились ювелирные изделия, предметы быта и оружие,
• буддийские храмы и монастыри, подтверждающие активное влияние буддизма в государстве,
• жилые кварталы, в которых сосуществовали военная элита, ремесленники и торговцы.

Археологи отмечают, что городская планировка Байбалыка и других уйгурских центров была продуманной, а крепостные стены возводились с использованием сложной системы фортификаций. Уйгурские города строились не хаотично, а по четким инженерным принципам, доказывая высокий уровень организации общества.

Еще один миф, который разрушает книга, — это представление о том, что кочевые народы не имели собственной письменности. На самом деле уйгуры не только использовали тюркскую рукопись, но и активно заимствовали элементы китайского и согдийского письма. На найденных каменных стелах и ритуальных сооружениях сохранились надписи. Часть из них выполнена на древнеуйгурском языке, часть — на китайском и согдийском. Это наглядно показывает уровень политической и культурной интеграции уйгуров в общую систему евразийских государств. Самая известная надпись — на Селенгинском камне. Она повествует о строительстве Байбалыка, его значении для каганата и событиях, которые привели к падению города после нашествия кыргызов в 840 году.

Уйгурский каганат занимал стратегическое положение в Центральной Азии, контролируя караванные пути Великого шелкового пути. Через него проходили торговые маршруты между Китаем, Тибетом, Средней Азией и даже Византией. Археологические находки подтверждают этот размах. Китайские шелка и керамика — свидетельство торговли с Танской империей. Согдийские серебряные монеты — признак экономического взаимодействия с торговыми городами Средней Азии. Буддийские статуи — следы религиозного влияния из Индии и Тибета. Авторы книги подчеркивают, что уйгурская элита активно использовала буддизм как инструмент консолидации власти и международной политики. Именно в этот период в уйгурской культуре появляются элементы тибетского и китайского буддизма, что нашло отражение в архитектуре храмов, погребальных ритуалах и искусстве.

Одна из самых интересных глав книги — анализ религиозной ситуации в Уйгурском каганате. В отличие от предшествовавших тюркских государств, уйгуры не ограничились традиционным тенгрианством. В государстве одновременно сосуществовали:

• буддизм — распространялся благодаря контактам с Китаем и Тибетом,
• манихейство — пришло из Персии и распространилось среди элиты,
• тенгрианство — древняя религия тюркских народов, которая сохранила свое значение даже в условиях распространения новых верований.

Археологические находки показывают, что в уйгурских городах существовала сложная религиозная структура. Например, в Байбалыке были найдены как буддийские храмы, так и манихейские святилища. Это доказывает, что уйгуры сумели интегрировать разные религии в единую государственную систему, используя их как средство укрепления власти.

«Археология Уйгурского каганата» — это первая работа, которая дает столь детальный анализ археологических находок VIII—IX веков в Монголии. Авторы собрали огромный пласт информации: 15 городов, 12 погребальных комплексов, 5 ритуальных сооружений, десятки артефактов. Работа показывает, что Центральная Азия в Средние века не была лишь территорией кочевников, а представляла собой сложную экосистему, где пересекались оседлые и степные цивилизации. А история Уйгурского каганата — это не только прошлое. Это ключ к пониманию культурных процессов, которые сформировали современный облик Евразии.

Екатерина Петрова — литературный обозреватель интернет-газеты «Реальное время», автор телеграм-канала «Булочки с маком».