Шаляпин на вкус: как голод сделал из великого певца гурмана
В Национальной библиотеке РТ Елена Яковлева представила свою книгу «Гурман из Суконной слободы: гастрономические пристрастия Федора Ивановича Шаляпина»
Федор Шаляпин вошел в историю как певец с мощным голосом. Но не меньшую страсть, чем к искусству, он испытывал к еде. Его гастрономический вкус формировался не в дорогих ресторанах, а в голодных детских годах, когда любая пища казалась роскошью. Он знал цену хлебу, знал, каково это — чувствовать слабость от голода, и, возможно, именно этот опыт привил ему бережное и трепетное отношение к еде. Детство в Казани, нищета, случайные заработки — все это стало основой его вкусовых предпочтений. А также основой для книги Елены Яковлевой «Гурман из Суконной слободы», театрализованная презентация которой прошла в Национальной библиотеке РТ.
Шаляпин за кулисами вкуса
Весной 2022 года Елена Яковлева получила неожиданный подарок — кулинарную тетрадь личного повара Федора Ивановича Шаляпина. Вряд ли тогда можно было предположить, что этот момент положит начало новому исследованию, в центре которого окажется не только голос великого баса, но и его вкус. Шаляпин, знакомый большинству как гениальный певец и артист, вдруг предстал в неожиданной роли — человека, который знает толк в гастрономии и который ищет в еде нечто большее, чем простое насыщение. Содержимое тетради — ценный источник информации. А еще это своеобразная метафора жизни певца. Жизни, полной контрастов и парадоксов.
История книги «Гурман из Суконной слободы» — цепочка странных совпадений, на первый взгляд не связанных друг с другом, но впоследствии выстроившихся в единую логичную картину. Еще задолго до работы над монографией Елена Яковлева, сама того не осознавая, шаг за шагом приближалась к Шаляпину. В 1994 году, когда была студенткой Уфимского государственного института искусств, она написала статью об образе Шаляпина в воспоминаниях Михаила Нестерова. Позже, в дипломной работе, анализируя семантику тональностей в песнях Шуберта, уделила внимание «Двойнику» — произведению, которое Шаляпин ценил особенно высоко.
В здании Дворянского собрания в Уфе, где в 1891 году Шаляпин впервые вышел на сцену в опере Рубинштейна «Демон», через сто лет будет учиться сама Яковлева. В 1990 году отец будущей исследовательницы принес в дом автобиографическую прозу певца и настаивал: «При вхождении в большую жизнь необходимо знать опыт великих людей». И, наконец, символические знаки: Яковлева получила от ректора Казанского инновационного института, в издательстве которого и вышла книга, букет сирени. Сирень — любимое растения Шаляпина, кусты которого до сих пор растут у его московского дома. А ребенок Яковлевой впервые попал в театр на балет «Коппелия», который в начале XX века изменил судьбу Иолы Торнаги — итальянской балерины и первой жены Шаляпина.
Гастрономия как способ понять артиста
Работа над книгой строилась на изучении тетради рецептов, которая принадлежала повару Николаю Хвостову. Именно он служил у Шаляпина. Но перед Яковлевой встала более сложная задача — понять, как гастрономические пристрастия артиста связаны с его личностью, стилем жизни, внутренними противоречиями. «Не только в безвестной юности, но и став певцом мирового уровня, Ф.И. Шаляпин балансировал между крайностями, захватывающими его. И эта конфликтная расколотость одновременно была его роком и счастьем», — отметила издатель книги Асия Тимирясова.
Шаляпин — человек предельных состояний. Он жил на широкую ногу, устраивал пиры, гастролировал по миру, наслаждался изысканной кухней. И в то же время в нем всегда оставалась тоска по Казани, по простым вкусам детства. Этот внутренний разлад отчетливо проявляется в его гастрономических предпочтениях.
Еще один пласт исследования в книге — город, откуда началась история певца. Казань, несмотря на то что артист покинул ее в 17 лет, осталась ключевым символом в его памяти. И Яковлева шаг за шагом воссоздает этот маршрут. «Зайдя в привлекавшую меня несколько лет арку в глубине дома по адресу: ул. Пушкина, 10, я увидела деревянную обшивку двора-колодца с флигелем, где родился Шаляпин», — пишет в своей книге Елена Яковлева. На здании музыкального колледжа — мемориальная доска: в конце XIX века Федор Иванович работал здесь писцом. А на табло станции метро «Суконная слобода» — еще один маркер, отсылающий к юности певца.
От колбасы с чесноком до изысканных ужинов
Федора Ивановича можно назвать гурманом, но его гастрономическая одаренность рождалась не за столами парижских ресторанов, а в борьбе за кусок хлеба. Он был из тех, кто сначала научился ценить пищу, а потом разбираться в ее тонкостях.
«Голод — ужасный друг бедняков», — скажет он много лет спустя, вспоминая, как в детстве мечтал о пироге, но не мог даже прикоснуться к нему.
В доме Шаляпиных все вертелось вокруг заработка отца. В удачные дни мать варила похлебку — холодную «миру» на квасу с луком, картошкой и толчеными ржаными сухарями. Раз в месяц, в день зарплаты, в семье ели пельмени — событие, которое маленький Федя ждал с нетерпением. Но чаще было наоборот — денег не хватало. Чтобы хоть как-то поправить дела, мать пекла пироги с рыбой и ягодами на продажу. «Шаляпин вспоминал, как вожделел к этим пирогам, но они предназначались не ему», — пишет Яковлева. Вскоре торговля не оправдала себя, и мать пошла работать посудомойкой, принося в дом объедки — куски котлет, обглоданные кости, огрызки хлеба. В такие дни у семьи появлялся пусть и скромный, но настоящий ужин.
Спасением от голода был сон. Но Шаляпин рано понял: если хочешь есть — надо уметь добывать еду. С мальчишками он ходил по огородам, воровал огурцы, яблоки, репу. Рыбачил на Казанке — варил уху на берегу, разбирая на дрова Архиерейский мост. Бродил за 10 верст по Арскому полю, чтобы собрать грибы и сварить похлебку.
А еще пел. Пение стало его билетом к столу. Сначала Шаляпин пел в церкви — за это платили немного, но иногда угощали. Потом — на свадьбах и похоронах, где он получал не только деньги, но и возможность поесть. «Какое великое дело — пение!» — восклицал он, понимая, что голос может прокормить. Он пел на пароходе, направляясь в Саратов, и команда матросов накормила Федора, восхищенная его народными песнями. Пел перед купцом по дороге в Уфу — и в награду получил место за праздничным столом.
Но пение не всегда спасало. Ради заработка Шаляпин не гнушался никакой работы. Он разгружал арбузы на барже, получая за день 20 копеек и два арбуза. В периоды крайнего голода Федор Иванович соглашался на любую подработку. Помогал скорняку, выделывая шкуры, — заработанные пять копеек тратил на халву, угощая младших брата и сестру. Пробовал виноград (впервые в жизни), благодаря случайному заработку в театре. Но были моменты, которые юный Федя не мог понять.
Однажды он пришел в дом своего друга Жени Бирилова, сына отставного штабс-капитана, и был поражен: мальчик оставил на тарелке кусочек сладкого пирога.
Все тот же голод однажды привел к скандалу. Когда начинающий певец ехал в поезде с труппой антрепренера Деркача, то ел хлеб с чесночной колбасой. Хозяина труппы раздражал резкий запах. Он приказал выбросить колбасу — и был потрясен, когда Шаляпин отказался. Для певца это был не просто перекус, а право на еду, право, за которое он сражался с детства. Деркач высадил его с поезда. Без вещей, без денег. Федор Иванович пошел пешком.
В сапожной артели, где Шаляпин работал в Казани, существовал строгий порядок еды. Все ели щи из одной миски: сначала — пустые, потом, по команде, разрешалось брать мясо. Нужно было ловко работать ложкой, чтобы не остаться голодным. Может быть, именно это унижение, эта борьба за кусок научили его уважать хорошую кухню. Позже, когда он уже был знаменит, Шаляпин изучал гастрономию так же тщательно, как музыку. Он дегустировал блюда в лучших ресторанах мира, записывал рецепты, запоминал вкус каждого нового продукта. Но даже на вершине славы он не забывал простую русскую еду. В эмиграции Шаляпин с ностальгией вспоминал пельмени, похлебку на квасе, аромат чесночной колбасы.
Искусство вкушения
В детстве Шаляпин рано начал осмыслять вкус. Еда была для него не только источником наслаждения, но и предметом наблюдений. Он отмечал, как халва, «белая масса каменной твердости», во рту превращается в нечто «вязкое, как сапожный вар», наполняя рот «молочной сладостью и мелом». Эти метаморфозы вызывали у мальчика восторг, почти как фокусы. Но еда могла быть и коварной: заболев, он вдруг понял, что даже яблоко может показаться «убийственным». Пережитый в детстве голод обострил память на вкусы и запахи. Город Астрахань навсегда запомнился Шаляпину пропитанным воздухом копченой воблы и тузлука — солоноватого, резкого рассола. Позже, получая долгожданные письма от дочери Ирины, Федор Иванович сравнивал их с «вкушением изысканного мороженого».
Ассоциативное восприятие не ограничивалось лишь едой. В юности его учитель Д.А. Усатов внушал ученику, что главными «кормильцами» его станут две оперы — «Русалка» Даргомыжского и «Фауст» Гуно. Эти партии действительно остались в репертуаре певца навсегда. Сам Шаляпин говорил, что для театральной бюрократии русская опера символизировала «щи, гречневую кашу и перегар водки». Этот образ казался певцу несправедливым. Он понимал, что русская музыка так же многогранна, как сложные гастрономические сочетания.
Люди, окружавшие Шаляпина, часто отмечали его стремление впитывать новое. Коллекционер и меценат Савва Мамонтов шутил, что певец «жрет знания», даже изображая руками «челюсти, которые жуют пищу». А певица В.И. Страхова-Эрманс вспоминала, как Шаляпин слушал лекции историка В.О. Ключевского, будто ловя их ртом. Этот ненасытный интерес ко всему — будь то музыка, история или гастрономия — сделал из него не только великого артиста, но и настоящего гурмана. Шаляпин вбирал в себя вкусы, соединял их с воспоминаниями, ощущениями, искусством.
Испытав в юности нужду, Шаляпин на всю жизнь сохранил болезненное отношение к голоду. Он боялся не только за себя, но и за своих близких. В 1917 году Федор Иванович писал дочери Ирине:
Очень волновала и волнует меня эта [продовольственная] сторона жизни. Все остальное так или иначе терпимо, а вот плохо будет, если вам нечего будет кушать.
«Надо уметь есть и пить, а не быть коровой!»
Став известным артистом, Шаляпин столкнулся с другой проблемой: он не умел вести себя за столом. Театральная среда требовала соблюдения этикета, и певец не раз попадал в неловкие ситуации. Сначала ему делал замечания учитель Д.А. Усатов, затем — художник Михаил Врубель. Врубель был беспощаден: если Шаляпин наливал к рыбе красное вино, художник молча отнимал бокал и ставил перед ним белое. Однажды за обедом у Мамонтова Врубель не выдержал и воскликнул:
В Англии вас бы никогда не сделали лордом! Надо уметь есть и пить, а не быть коровой!
Эти уроки не прошли даром. Со временем Шаляпин научился соблюдать правила хорошего тона, но сохранял простоту в обращении с едой. Его подход к трапезе оставался таким же, как и к жизни: «Понимать, а не просто потреблять».
Для Шаляпина гастрономия была не просто необходимостью, а частью искусства жить. Он ценил гармонию во всем — от музыки до сервировки стола. «Гармония должна быть не только внешней, но и внутренней», — говорил он. Застолья певца были наполнены не только вкусной едой, но и беседами, шутками, музыкой. За дружескими пирами он мог внезапно начать петь, читать стихи, разыгрывать сценки. Порой в нем проявлялась и русская широта души. Гостеприимство Шаляпина не знало границ: каждый, кто приходил в его дом, оказывался за щедро накрытым столом.
Шаляпина часто называли Разгуляем — за любовь к пиршествам и веселый нрав. Но в этих застольях было нечто большее, чем просто изобилие. Он понимал: совместная трапеза — это особая форма общения, где важно все: вкус, запах, звук, даже прикосновения. Когда Шаляпин собирал друзей, еда становилась катализатором творческого процесса. Вспоминая пышные застолья, певец говорил: «Вкус помогает постичь мир». Это было его кредо, его философия — вкушать жизнь во всех ее проявлениях, с наслаждением и пониманием.
Шаляпин верил: «Чтобы хорошо работать, надо хорошо отдыхать». Еда, наряду со сном и созерцанием природы, помогала ему восстанавливать силы. Но он никогда не позволял себе впадать в крайности. Несмотря на любовь к роскоши, он знал меру, умел вовремя сказать себе «Нет». В этом тоже проявлялась его гармония — умение наслаждаться без излишеств.
В конце концов, все в жизни Шаляпина сводилось к гармонии. И музыка, и гастрономия подчинялись одним законам — ладу, согласованности, чувству меры. Он не просто ел, он вкушал, не просто слушал — а вбирал в себя звуки, превращая их в искусство. Для него трапеза была не только насыщением, но и перезагрузкой, возможностью остановиться, перевести дух. В этом был его стиль жизни, его способ существования — через вкус, через ощущение, через наслаждение каждым мгновением.
Екатерина Петрова — литературный обозреватель интернет-газеты «Реальное время», автор телеграм-канала «Булочки с маком».