Айрат Фаррахов: «Нужно сформировать реестр национального достояния Татарстана»

«Работа депутата — это не только картинка из Государственной думы»

— Вам поступают десятки, если не сотни обращений от избирателей. С чем к вам идут люди и насколько успешно получается решать их вопросы?

— В течение прошлого года в мой адрес поступило 1 052 обращения, включая и личный прием. На этих встречах люди задают разные вопросы. Ведь работа депутата — это не только картинка из Государственной думы. Это работа с обращениями, письма, дискуссии с правительством, с людьми, от которых зависят изменения, с исполнительной властью.

На первом месте на сегодняшний день — обращения, связанные с СВО. Учитывая, что я медик, люди задают вопросы реабилитации и лечения, ранений, поиска родных, выплат. Статус депутата Госдумы позволяет нам обращаться и к генпрокурору, и к председателю правительства, и в администрацию президента, и к министру обороны. Нам удается помогать в большинстве случаев.

На втором месте — вопросы, связанные с ЖКХ, со здравоохранением, строительством дорог и дополнительными наказами избирателей. Ведь когда мы шли в Госдуму, были собраны наказы и сформирована народная программа партии «Единая Россия». Наша задача — сделать так, чтобы при формировании бюджета были учтены расходы на эту программу. А когда бюджет принят, мы должны проконтролировать, чтобы все деньги, которые направляют на строительство ФАПов, дорог, на ремонт больниц, поликлиник, на лекарства, доходили до назначенных целей и чтобы качество работ было максимально высоким. Я стараюсь, чтобы эта работа была максимально публичная.

Сам факт того, что из года в год количество обращений ко мне растет, я воспринимаю не как увеличение проблем, а как то, что молва дает людям возможность говорить: «Я обратился к депутату, и решение моей проблемы приблизилось».

В течение прошлого года в мой адрес поступило 1 052 обращения, включая и личный прием.

— По одному из наказов населения в новом микрорайоне Казани «Салават купере» недавно открылась большая поликлиника, верно? И эту работу депутаты тоже курировали?

— Сам по себе «Салават купере» — масштабный проект, там ведь за короткое время фактически целый город вырос. Естественно, в таких микрорайонах быстро появляются вопросы с детскими садами, школами, дорогами и поликлиниками. Там никогда не было травмпункта, женской консультации, детской и взрослой поликлиники, стоматологии. Поэтому вопрос медицины стоял остро. Это во время выборов было одним из главных наказов всем депутатам от Татарстана. И я очень рад тому, что нам быстро удалось добиться выделения финансовых ресурсов. Партия «Единая Россия» включила этот проект в народную программу, что позволило выделить средства из федерального бюджета.

Но очень большую часть финансирования этого проекта взяла на себя Республика Татарстан. Именно поэтому у нас получилась не стандартная поликлиника, а практически медицинский город, в котором работают сотни сотрудников, выстроены отдельные блоки для детей, для женской консультации, для травмпункта и даже для скорой помощи. И самое главное — объект удалось сдать на год раньше, чем запланировали. Парламентский контроль тоже внес свой вклад. Я горжусь этим проектом. Надеюсь, это будет одна из лучших поликлиник в России на сегодня.

«Те, кто учатся бесплатно, должны отработать стоимость обучения»

— Острая кадровая проблема касается и медицины. 15 января состоялась первая конференция Национальной медицинской палаты, на которой затронули этот вопрос. Как он решается?

— В здравоохранении кадровая проблема действительно все актуальнее. Вспоминаю 1993 год, когда я заканчивал медицинский институт. На шестом курсе я не знал, куда пойду работать, потому что в Казани невозможно было найти вакансию хирурга. Я ездил искать место в Набережные Челны. Сейчас, через 30 лет, врачей в республике недостаточно.

Активно обсуждается в прессе вопрос того, чтобы ввести обязательную трехлетнюю отработку по окончании медицинского вуза. Я это предложение поддерживаю: те, кто поступили по конкурсу и учатся бесплатно, действительно должны отработать стоимость своего обучения. Считаю, что это очень важно. Это не какая-то ссылка или принуждение — это возможность отдать долг государству, которое бесплатно дало тебе профессию. Это гарантированная работа, гарантированная практика, путь в большую медицинскую жизнь. Очень немного стран в мире гарантируют полностью бесплатное высшее образование. Такие решения, на мой взгляд, назрели, их давно надо принимать.

Те, кто поступил по конкурсу и учится бесплатно, действительно должен отработать стоимость своего обучения.

— А еще вы много высказываетесь на тему последипломного медицинского образования. Каковы ваши мысли на этот счет?

— Медицина не стоит на месте. Когда я начинал работать, был один компьютерный томограф на всю республику. Сейчас, даже в самом отдаленном районе такой прибор есть. Жизнь быстро меняется, как и методы лечения, и возможности диагностики. Каждый день появляются новые технологии, которые позволяют спасать людей, излечивать неизлечимые ранее заболевания. Врачи должны этому постоянно учиться. Для этого должна быть система постоянного совершенствования своих знаний. И эта система не может существовать в интернете, невозможно учиться этому дистанционно!

Нужны базовые учреждения, в которых любой врач может подтвердить или повысить свою квалификацию. В свое время в СССР была выстроена эффективная система для усовершенствования врачей. Каждые 5 лет врач проходил очное повышение квалификации. Одним из ведущих вузов СССР в этой системе был знаменитый казанский ГИДУВ. Но примерно с 2016 года произошла реорганизация этой системы, и с тех пор, по моему мнению, продолжается постоянное снижение компетенций региональных вузов.

На мой взгляд, надо возрождать систему региональных вузов для усовершенствования врачей. Мне кажется, процесс их объединения вложил свою лепту в то, что последипломное образование медиков проходит сейчас очень серьезные испытания на прочность, мягко говоря. Поэтому я в Госдуме поднял вопрос о том, что надо не просто отказаться от интернет-образования (невозможно научить врача оперировать по интернету!). Но и надо еще полагать, что большое количество мошенников раздавали и штамповали эти дипломы. А завтра человек с таким дипломом пойдет оперировать. Надо вернуть базы и институты, вернуть это образование.

Этот вопрос я ставил и перед Минздравом. Время покажет, какие будут приняты решения.

Нужны базовые учреждения, в которых любой врач может подтвердить или повысить свою квалификацию.

«Выраженного дефицита инновационных лекарств у нас нет»

— Поговорим о лекарственном обеспечении сейчас. Насколько страна сегодня может сама себя обеспечить всеми необходимыми препаратами и как быстро новейшие фармацевтические разработки доходят до регионов?

— С началом СВО мы действительно переживали, что западные санкции коснутся в том числе и вопросов обеспечения лекарствами и медицинскими изделиями. Ведь мы действительно производили не все — да это и невозможно, сделать все суперсовременные инновационные лекарственные препараты. Мы к этому и не стремимся. Но, к счастью, разума тем, кто вводит санкции, хватает. И они не касаются вопросов лекарственного обеспечения и медицинских изделий.

Более того, мы видим, что если в первые годы медработники, наши ученые были отстранены от большинства мировых научных площадок, то сейчас все возвращается на круги своя. Наши специалисты вновь выезжают на научные конференции, продолжают совместные научные проекты.

И, наконец, в 2010 году вышел закон об обращении лекарственных препаратов — тогда была сделана ставка на создание собственных крупных производств лекарств. Сделать с тех пор удалось сделать очень многое. И если говорить о перечне ЖНВЛП (жизненно необходимые и важнейшие лекарственные препараты, — прим. ред.), то более 80% лекарств из этого списка производится на территории РФ. В принципе, проблем нет, но если они и появляются (как правило, связаны они с перерегистрацией лекарственных препаратов), то выраженного дефицита суперсовременных инновационных лекарств у нас нет. И бюджет, и возможности логистики позволяют все обеспечить.

Выраженного дефицита суперсовременных инновационных лекарств у нас нет.

— Почему, по вашему мнению, возникла необходимость возобновления создания аптечных препаратов?

— В 2010 году, чтобы решить вопросы лекарственной безопасности, была принята программа «Фарма 2020» (теперь она перешла в программу «Фарма 2030»). Тогда в приоритете было выпускать качественные лекарства на промышленном уровне. Были построены огромные заводы, вложены гигантские инвестиции. И эти заводы сегодня выпускают прекрасные препараты.

Но появился обратный эффект: в случаях, когда необходимы детские или персональные дозировки, заводам выпускать их невыгодно. В таких случаях мы и вынуждены стали ломать таблетки на части, дробить их, делить, смешивать… Причем это происходило не только в домашних условиях, но и в больницах, когда этим были вынуждены заниматься медики. Но это незаконно, и за это предусмотрена ответственность!

Мы настаиваем на том, что не нужно закрывать аптечное производство лекарств, которое было в СССР. Производственных аптек в Татарстане было более 50, а по всему Союзу — тысячи. Они решали вопрос низкобюджетных лекарств, лекарств персональных. У таких лекарств нет красивой упаковки, у них малый срок годности, но они готовятся по рецепту врача.

Возрождение производственных аптек — требование времени. Сегодня нужно персональное лечение, персональный подход. Кому-то лекарство нужно в виде клизмы, кому-то в виде сиропа, а кому-то сахар противопоказан. Я возглавляю в Госдуме рабочую группу по этому вопросу и был автором закона о возрождении производственных аптек — чтобы там изготавливали те формы и дозировки препаратов, которые не может обеспечить промышленность. Закон был принят, подписан президентом, вступил в силу, и мы сейчас проводим большую работу.

В Казани на сегодня 17 производственных аптек. Они работают, изготавливают продукцию, которая в разы дешевле, чем продукция в упаковках. И это очень важно — сохранить фармацевтический персонал и это производство. Я уверен, что аптечное изготовление лекарственных препаратов будет развиваться.

Очень важно — сохранить фармацевтический персонал и это производство.

— А сами аптеки заинтересованы в том, чтобы на их площадях было это производство?

— Ставка на развитие заводов, сделанная в 2010-х годах, к сожалению, создала максимум проблем для аптечного изготовления. В 15 субъектах в РФ, где не осталось ни одной производственной аптеки.

И теперь можно принять законы, можно возродить все. Но важно найти людей, которые болеют этим делом, обеспечивают качество. Тех, кто способен создать качественный продукт и т. д. Поэтому, конечно, многие субъекты встанут перед проблемой аптечного производства.

А еще, как ни странно, аптечное производство лекарств, по Общероссийскому классификатору видов экономической деятельности, относится… к магазинам. И поэтому фармацевты, работавшие в этих аптеках, не получают тех доплат, которые получают медработники в больнице! Конечно же, это несправедливо. Поэтому мы сейчас ведем большую работу с Минэкономразвития РФ. Мы хотели бы добиться, чтобы аптеки относились к социальным учреждениям — как больницы. Потому что это не магазин! Надеюсь, мы добьемся этого.

«Сотни детей погибали по всей стране при употреблении газа из зажигалок»

— Для губернаторов обновился KPI в части охраны здоровья населения. Что это такое, в чем его отличие от того, что было прежде?

— Действительно, указом президента установлены новые ключевые показатели, по которым ориентируются, как эффективно глава субъекта, губернатор, выполняет свои полномочия. Их всего 21. Что в них изменилось? Если раньше ориентировались на статистические показатели (прирост ВВП, количество граждан, рождаемость, смертность), то теперь вектор сдвинулся в сторону социологии.

Теперь акцент делается на то, как граждане оценивают качество своей жизни, свое благополучие. В этом списке ряд пунктов связан со здравоохранением. Например, коэффициенты рождаемости, смертности. Есть KPI по оценке гражданами удовлетворенности медицинской помощью. В свою очередь эта оценка зависит от ряда факторов: например, наличия поликлиники рядом с домом, наличия в ней нужного специалиста, поведения врача. Показатели, которые отражают мнение населения по этим вопросам, отражают не столько сухие цифры, сколько функциональную работу, которая дает результат.

— Как принимался закон о запрете продажи детям газосодержащих устройств?

— Мы огромная федеративная страна. А это значит, что каждый субъект федерации волен принимать свои законы и наказывать за их неисполнение на территории субъекта. Несколько лет назад в Татарстане был принят закон, наказывавший граждан за то, что они продают детям энергетики. Потом появилась проблема сниффинга: тысячи детей страдали и сотни погибали по стране при употреблении газа из зажигалок. Временный эффект одурманивания приводил к тому, что дети просто не просыпались. И в Татарстане был принят закон о запрещении продажи детям газосодержащих предметов. Но проблема была в том, что на соседних территориях этих законов не было.

Поэтому Татарстан вышел с предложением принять федеральные законы, понимая, что локальных усилий недостаточно. Теперь продажа этих предметов несовершеннолетним — федеральное правонарушение на территории всей РФ. Этот пример демонстрирует, что Татарстан принимает опережающие законы, становящиеся бенчмарком для других субъектов, в том числе и для федерального уровня.

Татарстан принимает опережающие законы, становящиеся бенчмарком для других субъектов, в том числе и для федерального уровня.

— А еще недавно председатель Следкома РФ Александр Бастрыкин предложил продавать алкогольсодержащие напитки только людям, достигшим 21-летия. Оправдана, по-вашему, эта инициатива?

— Эта дискуссия идет достаточно давно. Сегодня у нас планка продажи алкоголя — совершеннолетие. Я бы, может быть, и поддержал бы такую инициативу, но мне кажется, любые решения должны быть комплексными. Мы же разрешаем создать семью, когда человек становится совершеннолетним — не просим его подождать до 21 года. Разрешаем владеть оружием с момента совершеннолетия. Управлять автомобилем. Словом, к совершеннолетию мы привязываем огромный объем ответственности. Но как только мы начинаем отделять одну позицию из этого списка, то может возникнуть вопрос: а не нужно ли и остальное тоже привязать к 21 году? На мой взгляд, на этот вопрос сложно ответить однозначно.

Насколько это снизит проблему алкоголизма? Насколько это позволит решать проблемы? Я стараюсь максимально обоснованно подходить к проблеме ограничений. Когда мы начинаем что-то ограничивать, то должны понимать, что может сработать обратное противодействие. Добьемся ли мы таким образом эффекта? Можем ли другими путями решить эту проблему?

Проблема алкоголизма всегда была актуальна для нашей страны, и за последние 20 лет наметился существенный прогресс в ее решении. Но не за счет запретов, а за счет пропаганды здорового образа жизни, очень много в этом направлении работали конфессии…

«Эксперт в Москве знает, кто такой Алеша Попович. А кто такой Шурале — не знает»

— Недавно у вас состоялась рабочая встреча с Павлом Крашенинниковым. Он один из авторов законопроекта о местном самоуправлении, довольно жестко встреченного в Татарстане. Шла ли речь об этом законопроекте?

— Конечно же, мы обсудили ряд вопросов, в том числе и о местном самоуправлении. Действительно, он прошел первое чтение, и у Татарстана был целый ряд поправок к этому закону. Поскольку закон о местном самоуправлении включает в себя много необходимых и важных позиций, связанных с разграничением власти, его надо принимать. Но задача наша — принять закон в том варианте, который учел бы самые современные и успешные практики.

Мы обсуждали с Павлом Владимировичем детали будущих поправок, которые учитывают позицию Татарстана. Важнейший этап работы по принятию любого закона — это второе чтение, потому что во время него происходит оценка поправок. Мы все прикладываем усилия для того, чтобы принять этот закон в том виде, в котором он будет способствовать сохранению в России качественного многообразия. Оно, в свою очередь, будет работать на развитие ее экономики и потенциала. Для Татарстана важным было сохранение двухуровневой системы местного самоуправления.

Для Татарстана важно сохранение двухуровневой системы местного самоуправления.

— Недавно возникла история со героями национального татарского фольклора, которые вдруг стали чьей-то собственностью. Как продвигается решение этого вопроса и как защититься от патентного троллинга такого характера? Ведь рано или поздно и условный Алеша Попович может стать чьим-то брендом?

— Как раз Алеша Попович никогда и не станет чьим-то брендом. Как и Кремль, и Байкал. А вот Шурале, Алтынчеч, Су Анасы — становятся. Объясню, почему. Любой желающий предприниматель может подать заявление на регистрацию товарного знака. А эксперт в Москве, который рекомендует, дать право защиты товарному знаку или отказать, хорошо знает, что такое Байкал, Кремль и Алеша Попович. Но кто такой Шурале — он не знает.

Я с первого дня занимаюсь этой темой, высказываю свою точку зрения. Считаю, что однозначно надо вносить изменения в законодательство. Это длительный процесс, но защитить национальные символы, народное достояние надо уже сейчас. Нужно сформировать реестр национального достояния Татарстана и утвердить его в ранге регионального закона. Это позволит экспертам в Москве принимать решения, сверяясь с национальными реестрами.

Плюс, конечно же, мы будем заниматься изменением законодательства. На мой взгляд, компания, у которой сейчас есть права на эти товарные знаки, злоупотребляет правом. Это действительно объекты национального достояния. Компания, ставшая их правообладателем, ничего не вложила ни в создание этих объектов, ни в их популяризацию. С какой стати эти предприниматели должны быть правообладателями этого товарного знака и заниматься патентным троллингом?

Считаю, что это ошибка эксперта. И чтобы таких ошибок не было, надо менять закон — и я буду этим заниматься. Ну а компании, которая является правообладателем, я бы посоветовал просто не позориться и избавиться от этого права для того, чтобы оно действительно стало национальным достоянием.