Светлана Селивановская: «Печалит, когда об экологах говорят как о людях, которые все запрещают»

«Экология становится более технологичной»

— Институт экологии, биотехнологии и природопользования КФУ вырос в свое время из первого в СССР экологического факультета, который был открыт в Казани в 1989 году. В те годы экология была экзотической профессией. Расскажите, пожалуйста, а сегодня кто такой эколог, чем он занимается?

— Об экологии мы начинали говорить 50 лет назад. И я напомню: в нашем университете был открыт не только первый факультет экологии. Он вырос из первой в СССР кафедры охраны природы, которая была открыта еще на биологическом факультете. Более того, именно специалисты нашего факультета создавали первый в стране образовательный государственный стандарт, формировали представление о том, что же такое экология и как ей нужно учить студентов.

Экология — это научная основа охраны окружающей среды и решения проблем, с ней связанных. Наш институт объединяет множество специалистов: как непосредственно экологов, так и метеорологов, и математиков, и экспертов по геоинформационным системам, и биотехнологов, и почвоведов. Словом, тех, кто может решать проблемы, возникающие в окружающей среде, — как вызванные деятельностью человека, так и возникающие по естественным причинам.

Чтобы это делать, во-первых, нам нужно знать, как в окружающей среде живет тот или иной организм, какие процессы в норме проходят в природных условиях. Во-вторых, надо понимать, как они изменились под воздействием человека. И главное, в-третьих, что можно сделать, чтобы либо вернуть их в исходное состояние (что, конечно, вряд ли возможно, потому что тогда мы должны будем вернуться в пещеры), либо провести какие-то мероприятия, чтобы минимизировать негативный эффект, сохранив комфорт человека. Этим и занимается эколог, если говорить в общем.

— А если говорить в частности? Где работают ваши выпускники?

— Мы готовим эколога широкого профиля, достаточно эрудированного для того, чтобы он смог работать в различных областях. Во-первых, это может быть нефтедобывающая компания, ведь им нужно решать вопросы загрязнения воды, почвы и снижать выбросы парниковых газов.

Во-вторых, сельскохозяйственные предприятия, которые тоже наносят урон природе. Мы не можем эту нагрузку полностью исключить, потому что человечество хочет есть. Но агроэкология поможет понять, как произвести урожай или получить животноводческую продукцию с минимальным воздействием на окружающую среду. И этому тоже мы учим.

В-третьих, важно понимать, каким образом построить процессы на промышленных предприятиях, как модифицировать технологические цепочки, чтобы они приносили наименьший вред? Здесь требуются знания экологического биотехнолога.

Ну и, конечно, различные заповедники, охраняемые территории, где важно поддерживать существование живых организмов в ненарушенной среде.

И в целом, экология становится более технологичной. Потому что знания о том, как устроена окружающая среда, очень важны. Но сейчас их недостаточно. Сейчас важно знать, как построить взаимодействие с окружающей средой, улучшить ее состояние, минимизировать негативный эффект — и все это требует определенных технологий.

Знания о том, как устроена окружающая среда, очень важны. Но сейчас их недостаточно. Сейчас важно знать, как построить взаимодействие с окружающей средой, улучшить ее состояние, минимизировать негативный эффект

«До тех пор, пока человек продолжает неаккуратно хозяйствовать в окружающей среде, работа у нас будет»

— Еще и экономический эффект при этом нужно сохранить.

— Да. Экономика развивается, мы говорим о технологических прорывах, о технологическом лидерстве. И в данном случае экология, к сожалению, воспринимается как гири и оковы на ногах людей, которые хотят быстро бежать вперед. Меня всегда печалит, когда об экологах на предприятиях говорят только как о людях, которые все запрещают и ничего не разрешают. Это, конечно, неправильно! Потому что нужно обязательно найти золотую середину, в которой и экономическое развитие сохранялось бы, и негативное воздействие на окружающую среду снижалось.

Ведь иначе мы можем быть сытыми, ходить в красивой одежде и ездить на хорошем транспорте, но при этом жизнь наша будет ужасной. Потому что мы будем дышать загрязненным воздухом, пить грязную воду, есть много вкусных продуктов, в которых будут содержаться негативно влияющие на здоровье вещества, и жизнь наша в конечном итоге будет сокращаться.

— То есть жить будем хорошо, но недолго.

— Да.

— Итак, ваши выпускники работают сегодня и в ведомствах, и на предприятиях, и в лабораториях?

— Да, мы можем разделить организации, в которых работают наши выпускники, на несколько категорий. Во-первых, это, конечно, государственные органы. Наших выпускников ждет Министерство экологии и природных ресурсов Республики Татарстан, работают они и в федеральном Минприроды. Есть наши экологи и Министерстве сельского хозяйства и продовольствия, и в других госорганизациях.

Во-вторых, есть необходимость разработки огромного количества разрешительной документации для предприятий. Как правило, предприятия стараются передать это на аутсорс. В этой сфере трудятся много наших выпускников, которые открыли в свое время компании по разработке таких документов — и им тоже постоянно нужны новые кадры.

В-третьих, ребята с нашими дипломами могут работать в различных лабораториях — и природоохранных, и сельскохозяйственных. Есть у нас институты и университеты, которые тоже с удовольствием берут на работу наших выпускников.

О том, как остро нуждается в экологах и биотехнологах отрасль промышленности и сельское хозяйство, я уже говорила.

— Получается, никогда эколог без работы не останется.

— До тех пор, пока человек продолжает неаккуратно хозяйствовать в окружающей среде, работа у нас будет.

«Биотехнология сегодня на пике»

— Сегодня институт разделен на два отделения: классическая экология (три кафедры) и природопользование (четыре кафедры). Какое направление у вас сегодня самое популярное? Охотно ли к вам идут?

— Направление «Экология» у нас самое большое — 55 бюджетных мест. Ребята приходят заинтересованные, к нам едут со всей страны. Есть и студенты из-за рубежа — как из ближнего зарубежья, так и из африканских, и из азиатских стран.

Кроме этого, у нас еще четыре направления: в них по 25 бюджетных мест. Это «Землеустройство и кадастры», «Гидрометеорология», «Почвоведение» и открывшееся три года назад новое направление «Биотехнология». Оно сейчас, конечно, лидирует по качеству студентов, по конкурсу. Ребята сейчас знают, что направление это важное и популярное: на первом курсе мы рассказываем им, кем они будут работать.

— И кем же?

— Всю биотехнологию мы можем поделить на два вектора. Первый — более классический, биотехнология, которая была у нас очень хорошо развита лет тридцать-сорок назад. Это биотехнология получения ферментов, лекарственных препаратов и вакцин, попытки создания биопрепаратов для природоохранных целей (для разложения нефтяных пленок, например), разработка биопрепаратов для лечения растений. Но в девяностых это затухло: поскольку препараты дешевле было купить за рубежом, то сочли, что так будет рациональнее. Сейчас это все необходимо возрождать, и для этого нужны специалисты.

Второе направление родилось после девяностых годов, когда начали развиваться методы молекулярной биологии: конструирование новых штаммов бактерий для лечения заболеваний, появление штаммов гиперпродуцентов, медицинские биотехнологии.

Так что биотехнология сегодня на пике. В университете давно занимались биотехнологией как наукой (вспомните И.Б.Лещинскую, Р.П.Наумову), и у нас много было исследовательских проектов. Наконец, мы решили, что у нас уже достаточно знаний для того, чтобы открыть это новое направление. Оно очень тесно, рука об руку идет с экологией, потому что одно из направлений — это экологические биотехнологии, направленные на очистку воды, биорекультивацию загрязненных почв, увеличение нефтеотдачи пластов с помощью микробных методов, переработка отходов. Это все мы делаем и этому учим студентов на старших курсах.

Биотехнология тесно, рука об руку идет с экологией, потому что одно из направлений — это экологические биотехнологии, направленные на очистку воды, биорекультивацию загрязненных почв, увеличение нефтеотдачи пластов с помощью микробных методов, переработка отходов

Коварные бобры и освоение целины

— Плавно перейдем к научным исследованиям. Какие самые интересные направления вашей научной работы вы выделили бы отдельно?

— Одно из основных направлений нашей научной деятельности сейчас — это вопросы, связанные с углеродной тематикой, с изменением климата. В этом большом направлении выделяются самостоятельные научные направления.

Например, это оценка и сохранение биоразнообразия. В проекте по изменению климата сообщества рассматриваются с точки зрения того, как они аккумулируют углекислый газ из атмосферы. В этой связи мы изучаем леса в нашей республике.

Интересное направление связано с созданием геоинформационных систем для анализа информации по ландшафтам. Например, мы изучаем с их помощью эрозию почвы.

Был у нас интересный проект, над которым все хихикали, но который оказался очень важным — он был посвящен роли бобра в изменении ландшафтных условий и речных потоков. И эта роль оказалась огромной! Можно, конечно, пошутить: «Вы делаете проект под девизом «Убей бобра, спаси дерево». Но как оказалось, это очень важно, и это исследование было поддержано Российским научным фондом. Причем в проекте были задействованы и метеорологи, и ландшафтные экологи, и специалисты по геоинформационным системам. Ведь экология — это широкая наука, которая изучает взаимосвязи организмов с окружающей средой!

Интересные проекты продолжаются у нас по переработке отходов. Разрабатываем технологические схемы этих процессов, здесь активно работают биотехнологи.

— В области сельского хозяйства у вас тоже большой блок работы ведется, верно?

— Да. Очень интересные проекты реализует наше почвоведение. К примеру, они исследуют залежные (заброшенные) почвы. Большие площади, которые ранее использовались в сельском хозяйстве, были по тем или иным причинам заброшены. Встает вопрос: что с ними теперь делать? Возвращать их в севооборот — распахивать? Или, наоборот, выращивать на них лес? Чтобы принять такое управленческое решение, нужно понять: а что с ними произойдет, если мы их снова распашем? По сути, этот вопрос нас отправляет к освоению целины. Богатые целинные почвы распахали, и плодородный слой почвы истощился очень быстро. Поэтому, может быть, с точки зрения сохранения почв и в том числе снижения эмиссии СО2 от сельскохозяйственной деятельности, лучше их засадить лесами? В конечном счете пользы будет от этого не меньше, чем если бы мы на ней что-то выращивали.

Антибиотикорезистентность и откуда она берется

— А в области биотехнологии что еще интересного вы делаете?

— На стыке биотехнологии и экологии у нас много проектов. Например, такой: сегодня перед мировым сообществом встает большая проблема антибиотикорезистентности. Порой антибиотики не срабатывают даже на человеке, который принимает это лекарство впервые. Почему? Каким образом микробы, несущие гены резистентности, оказываются в организме человека, который никогда до сих пор не пил это лекарство? Посмотрите, какая интересная цепочка формируется.

Антибиотики в огромном количестве, гораздо большем, чем в человеческой медицине, используются в ветеринарии — для наращивания массы животных. Свиньи, коровы, куры с самого рождения получают препараты. Дальше в их организме формируются антибиотикорезистентные бактерии, которые с фекальными массами и мочой попадают в окружающую среду — ведь с птицефабрик и ферм навоз и помет вывозится в качестве удобрения на поля и огороды. А дальше начинается самое интересное. Бактерии могут передать устойчивость к антибиотикам не просто своим потомкам, но и своим соседям. Это так называемый горизонтальный перенос генов, который есть только у бактерий. В результате микрофлора почвы, которая никогда раньше не сталкивалась с антибиотиками, получает гены резистентности. А дальше бактерии, устойчивые к антибиотикам, могут проникать внутрь растения. В салат, в свеклу и так далее. И вот эти бактерии мы с успехом съедаем в «полезном» салате, который вырастили у себя в огороде.

— То есть спасения нет нигде, даже в полностью натуральном хозяйстве?

— Был анекдотичный случай. Мы вели большой проект по антибиотикорезистентности, пытались найти технологию, как разорвать эту цепочку. Для контроля нужна была чистая почва без бактерий с генами антибиотикорезистентности. Мы ее не нашли!

Не удивляйтесь: во-первых, они есть везде. Во-вторых, антибиотикорезистентность появилась не сегодня. Это ведь эволюционно созданные гены. Объясню: когда бактерии борются с микроскопическими грибами, они могут занять всю территорию. И для того, чтобы бактерии не размножались, грибы могут выделять вещества, которые являются антибиотиками. А бактерии, чтобы все-таки победить, эволюционно разработали механизмы устойчивости к антибиотикам. Они есть у них в генотипе. Поэтому это не только медицинская проблема, но и экологическая.

Мы пока можем дать две рекомендации. Первая — совершенно очевидно, что нельзя свежий помет или навоз разбрасывать по своему огороду. Его как минимум надо компостировать, потому что в процессе компостирования количество генов резистентности снижается почти до нуля. Мы можем внести этот компост в почву, и в ней в течение сезона не будем находить эти гены.

И вторая рекомендация — хорошо мыть зелень, термически обрабатывать овощи и мясо.

Бактерии, устойчивые к антибиотикам, могут проникать внутрь растения. В салат, в свеклу и так далее. И вот эти бактерии мы с успехом съедаем в «полезном» салате, который вырастили у себя в огороде

«Нам очень нужен конкретный заказ предприятий, эта улица должна быть с двусторонним движением»

— Открытия и новые технологии из лаборатории очень долго доходят до практического применения. На сегодняшний день эта проблема остается такой же актуальной, как, скажем, двадцать лет назад?

— Проблема остается колоссально острой. Здесь палка о двух концах. С одной стороны, предприятия говорят нам: «Вы производите то, что нам не подходит и нам не нужно». С другой стороны, научные подразделения говорят: «Скажите, что вам нужно, мы это сделаем». Но ответ, к сожалению, не всегда получаем. А иногда получаем абстрактный ответ: «Нам надо повысить урожай». И дальше мы должны долго разговаривать, чтобы понять, что они хотят.

— Но есть какие-то позитивные примеры?

— Конечно, ряд наших разработок — например, технические условия или паспорта для переработки отходов — были приняты и реализованы различными предприятиями. У нас есть генеральный партнер — «Агросила», мы хорошо работаем с ГК «Бионоватик». По переработке отходов мы успешно работали с «Челныводоканалом». Там наши разработки внедрены.

Но сейчас настало время, когда высшее образование повернулось в сторону инженерных кадров, к технологическому лидерству. И думаю, что сейчас вопрос передачи наших разработок должен пойти быстрее. Но улица должна быть с двусторонним движением! Нам очень нужен конкретный заказ предприятий. Я понимаю, что сейчас сложные экономические условия, и на НИР или НИОКР предприятия с трудом выкраивают деньги. Но если у нас будет сцепка «предприятие — государство — университет или институт», то такие проекты будут развиваться быстрее. Уже есть успешный опыт, когда государство выделяет на решение какой-то проблемы предприятия деньги, передает их ему, а предприятие уже платит университету и несет ответственность за результат. Это должно быть более широко применено. Мне кажется, что сейчас настало именно такое время, когда государство и заказчики поворачиваются к этому процессу лицом.