«Показать через Гвоздя, что кино существует»
Кинооператор и режиссер Юрий Гвоздь — об особенностях работы с Ильхамом Шакировым, о своей профессии и будущем татарстанского кино.
В 2025 году впервые в истории на Государственную премию имени Габдуллы Тукая был номинирован кинодеятель. Это легенда татарстанского телевидения, известный кинооператор Юрий Гвоздь. В профессии он уже 57 лет и за это время создал более 80 фильмов разных жанров. Что означает для республиканского кинематографа эта номинация, как эволюционировала профессия оператора и можно ли возродить Казанскую киностудию, претендент на премию рассказал в интервью «Реальному времени».
«Я точно знал, кем стану»
Юрию Гвоздю 75 лет, но он до сих пор продолжает снимать кино и активно участвовать в жизни татарстанского кинематографа. На интервью он пригласил журналистов «Реального времени» в музей истории татарстанской журналистики в Союзе журналистов РТ. Здесь среди экспонатов хранится камера Юрия Гвоздя, с которой он и начал свой рассказ.
— Юрий Константинович, когда в ваших руках оказалась первая камера?
— Я уже в пятом классе решил, кем буду, выбрал профессию кинооператора. Узнал, что на них учат во ВГИКе, и как целеустремленный человек пошел к своей мечте. Сам я родился в Германии, в Берлине, мой отец был военным летчиком и увлекался фотографией. А потом, когда мы переехали в Казань, у нас была однокомнатная квартира, где жили папа, мама, я и брат. Там на стол, где мы обедали, вечером ставили фотоувеличитель. Наверно, отсюда и пошло мое увлечение.
Где-то в шестом классе, чтобы заниматься съемкой профессионально, я записался в фотостудию во Дворец пионеров имени Алиша, где была мощная аппаратура. Нас там обучали по-серьезному. До нас и после нас из этой студии вышли известные в профессиональной среде кинооператоры и фотокорреспонденты, некоторые из них уехали в Москву. Уровень студии был очень высоким.
«Лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе»
— Легко ли вам было поступать во ВГИК?
— Для поступления требовалось не просто сдать экзамены, но и сделать творческое задание. Чтобы поступить на кинооператорский факультет надо было послать 25—30 фотографий бандеролью. Если проверяющие решат, что работа на хорошем уровне, только тогда тебя вызовут сдавать экзамены. Я знаю, что в год моего поступления свои фотографии послали 600 человек, вызвали на экзамен 300, а поступили всего 10. Я оказался в этой десятке. Хочу сказать, что фотография — это основа. На первом-втором курсе ВГИКа никакого кино не было. Мы проходили все, что связано с фото — композицию, съемку портретов, натюрмортов, бюстов. Кино началось только с третьего курса.
— Сегодня многие операторы стремятся в Москву, и у вас в молодости была такая возможность. Возникала ли мысль остаться в столице?
— Во-первых, я человек домашний, а во-вторых, переезд повлек бы за собой житейские проблемы. И потом я попал в нужное время на казанское телевидение, в 1967 году, когда операторов было совсем немного. А дальше киногруппа начала расширяться, и нам уже давали снимать документальное, музыкальное и прочее кино. Практически все эти фильмы снимал я. В общем, я решил, что лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе.
Сейчас камеру в руки может взять любой человек, у всех есть телефоны, и наша профессия стала, можно сказать, самой массовой. А тогда это было редкостью. Работать я начал, еще не закончив ВГИК, поэтому меня назначили ассистентом оператора. Это громко звучит, но на самом деле — это просто мальчик, который таскает за оператором ящики. Я был ассистентом знаменитого оператора Искандера Шамсутдинова. Приехали мы, как помню, на Кабан, где проходили соревнования моделистов. Это был мой первый выезд, а оператор ушел и оставил меня одного снимать сюжет. Он просто показал, куда смотреть и куда нажимать. Я очень долго вглядывался в объектив камеры, с непривычки ничего не увидел, но все-таки смог что-то снять для сюжета.
«Вся студия косо смотрела на нас»
— Вас называют первым профессиональным оператором на телевидении. Как проходила эволюция профессии оператора?
— Я бы сказал не первым профессиональным, а первым дипломированным оператором. Когда я начинал работать на ТВ, у нас была киногруппа, где работали четыре-пять операторов. Они все были бывшими ассистентами операторов киностудии, один работал даже до войны. Все без специального образования, но настоящие профессионалы, так как они обладали большим опытом.
У операторов были четкие категории, они подразделялись: на ассистента первой категории, потом оператора третьей, второй, первой и высшей категории. Как офицерские звания. В зависимости от этих категорий повышались и оклады. Например, третья категория операторов получала 130—140 руб., а высшая категория — 250 рублей. Это в то время, когда люди получали в месяц по 100 руб., то есть зарплата операторов была на очень хорошем уровне. Помню у нас был один оператор эстонец, который купил на одну свою зарплату мотороллер.
У высшей категории был оклад 250 рублей, а еще рублей 300 постановочных. Обычные телеоператоры в студии работали без гонорара. На нас вся студия за это косо смотрела и при возможности подшучивала, что мы как из Голливуда. А какое-то время мы вообще начали получать сумасшедшие деньги. Все потому, что в Москве как-то не так посчитали, получалось, что один сюжет стоит 50 рублей (а это половина средней зарплаты). Просто взяли расценки по аналогии с большими сюжетами, такими как в киножурнале «На Волге широкой», например, которые снимали по неделе или по 10 дней. А мы таких сюжетов в день снимали по два, а то и три. Но это длилось недолго.
Я не помню, чтобы делал какие-то крупные покупки. У меня ничего не было. Мне и не надо было. В то время я всегда работал и вообще не ходил в отпуск. Вся жизнь на студии. Я был молодой и холостой. Вопрос сейчас интересный, куда тогда девались деньги. Не могу сказать. Может, на общение с друзьями.
«Юрий, я — талант, но теперь я понимаю, что и ты тоже талант»
— Вы снимали очень много музыкальных фильмов. Вас можно назвать родоначальником клипов эстрадных певцов. Как они сами реагировали на предложение сниматься по-новому?
— Я, действительно, снимал большинство музыкальных фильмов. В те годы документальные фильмы создавали киностудии, эту работу достойно оплачивали, а за музыкальные фильмы оплата была низкой, и поэтому никто особенно не хотел этим заниматься. А я, как энтузиаст своего дела, снимал их с удовольствием, там как раз требовалась работа со светом и творчество.
Например, с Ренатом Ибрагимовым мы снимали фильм «Дарите женщинам цветы» на улицах города, на балконе Национальной библиотеки и т. д. Фильмы, где эстрадные певцы пели на природе, тоже начал снимать я. Например, Ильхам Шакиров. В моем фильме он едет за рулем, ходит по палубе парохода и поет. Тогда это было очень необычно. Вся эстрада в то время стояла как столбы, а я предложил делать по-другому. Ильхам Шакиров сначала сомневался, а я убедил его, что надо быть таким же как в жизни. У нас был такой диалог:
— Ильхам, ты же поешь от души. Бывает у тебя такое, когда ты поешь не на эстраде, а в жизни?
— Да, в деревне бывает. Хожу и пою.
— Вот так и надо. Надо показать зрителю, от чего у тебя душа поет.
Он и сам потом меня благодарил. Шакиров в общем очень неординарный человек. Он оказался еще и с философским мышлением. Мы с ним часто беседовали. Он как-то мне сказал: «Юрий, я — талант, но теперь я понимаю, что и ты тоже талант. Я тебя уважаю. Я понял это, когда посмотрел фильм».
«Кинооператор — это летописец»
Чем хороша моя профессия так это тем, что мы видели разных людей от и до. От доярки до Ельцина. Не считая всех наших чиновников разного ранга. Публичные люди они в какой-то мере актеры. Я работал с Минтимером Шаймиевым и Фаридом Мухаметшиным. Здесь требуется интеллект и знание этикета, дипломатии. Нужно понимать и чувствовать, когда можно снимать, а когда нельзя, не напирать, как сейчас делают некоторые фотографы и операторы. Верхи — это очень ценили. Потому что всякое могло быть. Например, когда снимаешь Ельцина и он не в лучшем виде, надо умудриться снять так, чтобы он в кадре смотрелся достойно. Нюансов было очень много но в этом как раз и был интерес.
— Профессия оператора была престижной?
— Да, тогда очень. Во-первых, в денежном плане. А во-вторых, оператора все знали. Оператор был вхож во все кабинеты. Роль оператора была очень важной, потому что все, особенно высокопоставленные лица, знали, что от него зависит как их увидит народ. Их деятельность можно было показать через телевизор, который тогда смотрели все, больше и нечего было смотреть. Всех операторов знали поименно. Все старались с нами в хорошем смысле дружить.
Тогда была одна телекомпания, и все смотрели только один канал, включая руководителей республики. Роль ТВ была очень высока. Во многом оценка деятельности чиновника зависела от телевидения. И с актерами тоже самое. Актеры понимали, что известными они могут стать только через ТВ и через кино, потому что они оставались в истории. Раньше все, что мы снимали, шло в архив, материалы хранятся там до сих пор. А сейчас идет просто поток.
Документальное кино — это наша история. А кинооператор — это летописец. Помню такую съемку, в 1962 году в Казань приезжал Хрущев, и до сих пор сохранились интересные кадры этих съемок, хоть комедию снимай. Если помните, тогда все одевали длинные плащи и шляпы. Есть такой кадр. «Омик» подходит к берегу. По трапу спускается Хрущев, за ним идет группа человек из пятнадцати, такая серая масса. Хрущев выходит, снимает шляпу, вытирает лысину и говорит: «Ох, хорошо». И смотрю, там сзади все снимают шляпы. Все это снимается одним планом. Дальше Хрущев передает шляпу помощникам и начинает снимать плащ, все те, кто стоит сзади, тоже начинают снимать плащи. Вот такой забавный кадр.
«Кино — это целая индустрия»
— Вы два срока возглавляли Союз кинематографистов РТ и теперь бессменный член правления союза. Как вы оцениваете развитие татарстанского кинематографа сегодня?
— Сейчас главная проблема татарского кино — это отсутствие базы. Взять другие виды искусства: писатели или композиторы могут сидеть где-то и писать свои произведения. А кино — это целая индустрия, для которой требуется определенная структура со своей технической базой, например, как на «Мосфильме», где можно организовывать процесс съемки фильма. А как сейчас получается? Если кто-то из режиссеров что-то снимает, к примеру, игровой фильм, он сам и швец, и жнец. Он занят не только непосредственно съемками, но и финансами, и отчетностью и всеми остальными бумагами, то есть не может заниматься одним творчеством. Поэтому нужна структура, чтобы творцы творили, чтобы была система, например, как на телевидении, где есть и автопарк, и технические работники, и другое.
«Татаркино» не может заменить эту структуру. Это по сути кино-, видеопрокат и организация, которая хранит фильмы. Это склад в хорошем смысле этого слова. Это совсем не про процесс съемок. Однако в последние годы, на базе «Татаркино» начались и съемки фильмов по произведениям наших татарских писателей, что тоже неплохо.
Когда шли обсуждения создания киностудии, говорили, мол, вот мы построим киностудию, а кто будет снимать эти фильмы, где кадры? А кадры у нас есть. Талантливые молодые люди, которые учатся в Казанском институте культуры, получают диплом и уезжают в Москву. А сейчас даже обсуждение о создании киностудии не ведется. Приоритеты сместились.
«Я не снимал фильмы ради денег и заказухи»
— Какими проектами вы сейчас занимаетесь?
— Мне пошел 76-й год, и я задумываюсь, а не пора ли мне уже немножко отдохнуть, но и сегодня продолжаю снимать документальное кино. Сейчас я завершаю работу над фильмом про «Том Сойер фест». Олеся Балтусова очень интересный и удивительный человек.
За что я благодарен судьбе, так это за то, что я не снимал фильмы ради денег и заказухи. Если снимаю, значит искренне интересуюсь. Со многими людьми, которых я снимал, чисто по-человечески дружу. Для меня этот момент очень важен.
Мой фильм еще официально не вышел. Сейчас я оформляю прокатное удостоверение. Думаю, презентовать его в апреле в новом здании театра им. Г. Камала, где один зал выделен специально под кино и театр. Когда его презентовали, говорили о том, что там будут показывать премьеры, проводить встречи с кинематографистами. Вот как раз я и планирую, показать там свой фильм и рассказать о нем зрителям. Я собираюсь предложить эту идею.
— В этом году вы номинированы на госпремию имени Тукая. Как вы восприняли эту новость?
— Это решение правления Союза кинематографистов, и дело не во мне. Дело в том, что номинированы представители многих видов искусства — писатели, композиторы, архитекторы, актеры и режиссеры и т. д. Надо и кино показать, что оно есть и оно развивается. На примере кого-то. В этом случае, на примере меня. Формулировка такая — за значительный вклад в развитие национального кино. Это очень важная формулировка. Это нужно, чтобы показать через Гвоздя, что кино существует. У нас все-таки оно воспринимается как-то между прочим. То, что я номинирован, это тоже знак — появляется понимание, что кино — это тот вид отдельного искусства, которому нужно уделять больше внимания.